|
САПЕР ОШИБАЕТСЯ ЛИШЬ ОДНАЖДЫ
Был ли Ельцин демократом?
Первое, что приходит в голову: может быть, он и сам, Ельцин, не
был так уж крепок в своих демократических убеждениях? В конце концов,
кто он сам по своей "генетике", по своему жизненному опыту?
Коммунист, партработник. Может быть, весь этот демократический налет
- это так, сверху, что-то неглубокое, неосновательное? Что вообще
им двигало, когда он взялся проводить демократические реформы? Обо
всем этом беседую с Егором Гайдаром - человеком, который бок о бок
с Ельциным начинал эти реформы.
Знал ли Гайдар Ельцина? Да, он долго с ним работал в разных качествах,
бесконечное число раз общался, причем в самых различных ситуациях,
в том числе и кризисных. Но при этом его ответ на вопрос, знает
ли он Ельцина, лишен самоуверенности и безапелляционности.
- Мне кажется, - говорит Гайдар, - что я его неплохо понимал. Тем
не менее, должен сказать, что именно потому, что я его неплохо понимал,
для меня он оставался человеком поразительно загадочным. В общем,
я бы сказал так: я думаю, что я лучше других знал, что я его не
знаю.
Такой вот парадоксальный ответ.
Как-то в 1996 году, незадолго до президентских выборов, бывший пресс-секретарь
Ельцина Вячеслав Костиков заявил, что Ельцин никогда не был демократом.
Гайдара тогда попросили прокомментировать эти слова. Он сказал,
что в тот период, когда он работал с Борисом Николаевичем, у него
не было оснований сомневаться, что он демократ. А как Гайдар ответил
бы на тот же вопрос сегодня (в момент нашего разговора), спустя
десять лет: Ельцин демократ или нет?
Мой собеседник говорит, что ответил бы точно так же. И даже усиливает
свой положительный ответ: в то время, когда он, Гайдар, работал
с Ельциным, у него не только не было оснований сомневаться, что
Борис Николаевич убежденный демократ, но у него было твердое убеждение,
что демократия для Ельцина - это не игрушка, а очень серьезная ценность.
- По-моему - подчеркиваю, по-моему, - говорит Гайдар, - он воспринимал
себя как человека, который принес России свободу. И для него это
было очень ценно.
- Ельцин действительно принес России свободу, - естественно, соглашаюсь
я. - Вполне очевидно, однако, что между этой его исторической миссией
и его же, скажем так, генетикой, воспитанием, жизненным опытом,
в общем, - его человеческой сущностью постоянно происходил конфликт.
- Конечно, такой конфликт был, - подтверждает Гайдар. - Потому что
Борис Николаевич происходил из совершенно другого общества, другой
эпохи. Но при этом он был поразительно ярким и талантливым человеком…
Как известно, в советское время яркость, талантливость вовсе не
помогали подняться наверх. Напротив, эти качества приходилось скрывать,
чтобы не выделяться на общем сером фоне. А вот "яркий и талантливый"
Ельцин сумел добраться до самой вершины коммунистического Олимпа
- стал первым секретарем столичного горкома партии, кандидатом в
члены Политюро.
Гайдар объясняет это так:
- Советская политическая элита, как говорится, ПРОСТО ПРОМОРГАЛА
ЕГО ПОЯВЛЕНИЕ НА ПОЛИТИЧЕСКОЙ СЦЕНЕ И ВОЗНЕСЕНИЕ НАВЕРХ (выделено
мной. - О.М.) Потому, что в это время она уже была очень склеротичной,
очень деинтеллектуализированной.
Проще говоря, - поглупевшей, утратившей политическое чутье. Как
можно было проглядеть такого политика в тоталитарной стране, где
вроде бы все всегда были уверены: подобных неординарных политиков
не было, нет и быть не может? Это просто поразительно!
"Ему удалось то, что не получилось у Кромвеля"
Итак, Егор Гайдар считает Ельцина убежденным демократом. Однако
я напоминаю ему, что его, Гайдара, отношение к Борису Николаевичу
несколько раз круто менялось: в январе 1996 года, после того как
Ельцин отправил в отставку с поста первого вице-премьера Анатолия
Чубайса, Гайдар заявил о полном разрыве с президентом, добавив,
что не может себе представить таких обстоятельств, которые побудили
бы его восстановить их отношения; потом, во время встречи с Ельциным
тет-а-тет в конце февраля того же года, Егору Тимуровичу, по его
словам, показалось, что он увидел перед собой прежнего Ельцина -
Ельцина конца 80-х - начала 90-х годов; в дальнейшем, где-то в конце
апреля 1996 года, Гайдар призвал "Демвыбор", который он
тогда возглавлял, голосовать за Ельцина, хотя прежде был против
этого. Я полагаю, перечень одних только этих колебаний Егора Тимуровича
(а были и другие) несколько противоречит той однозначной оценке,
которую он дает Ельцину сегодня.
Гайдар признает, что в прошлом не всегда оценивал Ельцина так, как
оценивает сейчас:
- Опыт показывает, что в политике лучше никогда не говорить "никогда".
В этом ракурсе надо смотреть и на то, что я говорил в январе 1996
года… Кстати, непосредственным поводом для этого была не отставка
Чубайса, а события в Первомайском… Знаменитые ельцинские слова о
"38 снайперах"… Так вот, когда я все это смотрел по телевизору
- про "38 снайперов", - мне действительно показалось,
что я больше никогда политически не смогу поддерживать Ельцина.
Но политика такая вещь… Я потратил массу усилий, чтобы найти и выдвинуть
какого-то альтернативного демократического кандидата. Избираемого.
Уговаривал Бориса Немцова, который тогда был весьма популярен, стать
таким кандидатом. Вел переговоры с Явлинским о нашей совместной
поддержке Немцова… Но к апрелю стало ясно, что у нас нет другого
выбора, кроме как поддержать Бориса Николаевича Ельцина. И я никогда
не пожалел, что сделал такой выбор. Реальной альтернативой Ельцину
тогда был лишь Зюганов, поддержать которого, понятно, мы никак не
могли.
То, что демократы в ту пору решили голосовать за Ельцина, опять-таки
еще не говорит о том, что сам Ельцин был убежденным демократом -
просто у демократов, как видим, в тот момент не было другого выбора.
О том, что Борис Николаевич не принадлежал к числу таких уж последовательных
демократов, говорят не только чьи-то субъективные оценки и мнения,
но и реальные факты. Взять хотя бы затеянную им войну в Чечне и
один из самых позорных ее эпизодов - бессмысленное уничтожение Первомайского,
убийство заложников (раз уж речь зашла о "38 снайперах").
- Тем не менее, - говорит Гайдар, реагируя на мое напоминание об
этой стороне ельцинской деятельности, - я считаю его исторической
фигурой. Причем очень необычной в мировой истории. Это человек,
который начал революцию, политически пережил ее, не допустил в ходе
ее полномасштабной гражданской войны, сохранил власть в процессе
тяжелейшего перехода от старой экономической системы к новой, передал
эту власть человеку, которого он сам выбрал и поддержал. Честно
говоря, я не помню других таких примеров в истории. Кромвелю такая
передача власти не удалась. Кстати, и Ленину тоже…
Ленину много чего не удалось. А что удалось, - лучше бы не удавалось…
В принципе, я согласен со всеми из перечисленных Гайдаром заслуг
Ельцина, кроме одной, последней - о ней-то, об этой "заслуге",
а точнее, о главной ельцинской ошибке и идет сейчас речь...
Что было для него главным?
- Вот вы говорите, - обращаюсь я к своему визави, - что Ельцин чувствовал
себя человеком, который принес России свободу, гордился этим. Вы
уверены, что в этой гордости на первом месте стоит именно "свобода",
а не "принес России"? Разве не могло им двигать просто
мессианство. Оно ведь движет многими политиками, госдеятелями. Человек
возлагает на себя миссию - что-то принести стране, миру. А что именно,
- не так уж важно. Неважно и то, что получится в итоге. Вот Путиным,
по-видимому, тоже движет мессианство: он полагает, что несет России
нечто более ценное, чем свобода, - порядок (как он его понимает),
утраченное имперское величие. Однако порядка не получается, получается
род анархии - тотальная коррупция, какой, по-видимому, не было в
российской истории. Возможно, и Ельцину просто-напросто хотелось
принести России что-то такое этакое. Вообще у политика, помимо вечного
стремления обрести и удержать власть, должна быть какая-то понятная
людям "благородная" цель. Такую цель он не всегда может
сформулировать сам. Но вот подворачивается человек или группа людей,
которые подсказывают ему какие-то идеи. Он берет их на вооружение
и - вперед.
Напомню, как Ельцин воспринял идеи Гайдара. По словам Геннадия Бурбулиса,
тогдашней правой руки президента, когда стало ясно, что топтание
на месте становится губительным для страны, было решено создать
несколько параллельных групп, поставив перед ними задачу разработать
внятную программу экономических реформ. В этом направлении работали
группа Сабурова, группа Гайдара… Продолжались и контакты с Явлинским...
Главным основанием для выдвижения Гайдара на роль ведущего реформатора
стали итоги работы его группы. Он, так сказать, выиграл конкурс.
Впрочем, сам Ельцин вспоминает об этом несколько иначе. Да, на стол
ему легли различные "концепции, программы", из которых
надо было выбрать наиболее подходящую. Да, госсекретарь Геннадий
Бурбулис советовал ему остановиться на программе Гайдара. Однако
решающими для президента стали иные мотивы:
"Гайдар, прежде всего, поразил своей уверенностью. Причем это
не была уверенность нахала или уверенность просто сильного, энергичного
человека, каких много в моем окружении. Нет, это была совершенно
другая уверенность. Сразу было видно, что Гайдар… очень независимый
человек, с огромным внутренним, непоказным чувством собственного
достоинства. То есть интеллигент, который, в отличие от административного
дурака, не будет прятать своих сомнений, своих размышлений, своей
слабости, но будет при этом идти до конца в отстаивании принципов,
потому что… это его собственные принципы, его мысли, выношенные
и выстраданные. Было видно, что он не будет юлить. Это для меня
было неоценимо…"
Всякий, кто когда-либо сталкивался с Егором Тимуровичем, подтвердит,
что это совершенно точная его характеристика. Но речь здесь не об
этом: вариант реформ, предложенный Гайдаром, Ельцин выбрал не потому,
что признал этот вариант лучшим, а по той причине, что ПОВЕРИЛ ЧЕЛОВЕКУ,
который его предложил.
Политик должен быть эффективным
- Конечно, Ельцин - талантливый политик, - продолжает наш разговор
Егор Гайдар. - А талантливый политик не может существовать, если
он не эффективен. То есть если он не умеет мобилизовывать общественную
поддержку. Особенно тогда, когда это критически важно. Поэтому,
естественно, он должен адресоваться к тому обществу, которое есть.
В кругу интеллектуалов мы можем бесконечно дискутировать о ключевых
стратегических вопросах развития ситуации в России. У меня есть
много знакомых и друзей, которые высказывают крайне интересное для
меня и вообще стратегически верное мнение по этим вопросам, но среди
них нет ни одного, кто был бы способен получить такую электоральную
поддержку, которую, допустим, получил Ельцин в Москве в 1989 году,
- 90 процентов.
Я возражаю моему собеседнику: 90 процентов Ельцин набрал тогда по
московскому территориальному округу на выборах народных депутатов;
ему противостоял гендиректор ЗИЛа Браков - фигура, поддерживаемая
официальными властями: то были первые многопартийные выборы, и,
естественно, избиратели с треском провалили кремлевского ставленника
Бракова, но это еще не говорит о 90-процентном рейтинге Ельцина.
В целом по России поддержка Бориса Николаевич была существенно меньше:
ее пик, который пришелся на президентские выборы 12 июня 1991 года,
составлял около 57 процентов (чуть раньше, по опросам, у него было
60 процентов).
- Те первые президентские выборы, - возражает мне Гайдар, - проходили
в условиях, когда государственный аппарат был не в руках Ельцина.
А в руках тех, кто делал все, что можно, чтобы его не избрали. Против
Ельцина работала вся государственная пропагандистская машина. Людям
рассказывали, какой он пьяница, что он делал во время визита в Вашингтон…
Это была мощная пропагандистская машина, которая считалась очень
приличной в мире. Она вся действовала против него. И вот когда вся
официальная пропаганда, весь государственный аппарат страны, в которой
75 лет существовал тоталитарный режим, работает против тебя, а ты
получаешь 57 процентов, - это впечатляющий результат.
Он отвергал коммунистические традиции
Я возвращаю разговор к вопросу о том, что все-таки двигало Ельциным
в его реформаторской деятельности - тяготение к мессианству или,
прежде всего, действительно желание дать стране свободу, утвердить
демократию?
- Он, повторяю, был прирожденный политик, - говорит Гайдар. - Что
им двигало как политиком? Стремление к власти, свойственное всякому
амбициозному политику, желание изменить страну и решить комплекс
очевидных тяжелейших проблем, дать ей новую траекторию развития,
сделать ее свободной, сделать ее похожей на наиболее развитые страны.
Наверняка это была такая вот сложная смесь мотивов. Я даже не думаю,
что он сам смог бы ответить на этот вопрос, - что им двигало в первую
очередь. Уж не говоря о том, чтобы это сделали люди, которые с ним
много работали и считают, что они его неплохо знают. Но, на мой
взгляд, в его мотивах роль чистой идеи о том, что Россия должна
быть такой, как развитые, преуспевающие страны, где люди живут намного
лучше, чем у нас, - была велика. И еще - он отвергал прошлые коммунистические
порядки, альтернативой которым как раз и была демократия. Вот, вы
знаете, очень характерный случай, многое расставляющий для меня
по своим местам при обсуждении приоритетов Бориса Николаевича Ельцина.
Он произошел в 1992 году, где-то весной. Может быть, вы помните,
- в ту пору наше правительство очень много ругали за то, что мы
не разъясняем смысла своей деятельности, что мы не ведем пропагандистской
работы, что у нас нет пропагандистской машины, которая информационно
поддерживала бы начатые реформы. Это писали и говорили люди, мнение
которых я высоко ценю, в том числе мой отец. Он мне говорил об этом,
по меньшей мере, раз десять…
(В скобках напомню: отец Егора Тимуровича Тимур Аркадьевич Гайдар
был журналистом. То есть человеком, так или иначе, тоже активно
вовлеченным в жизнь страны. По-моему, он тогда не только уговаривал
сына разъяснять людям смысл реформ, но и сам предпринимал какие-то
практические шаги в этом направлении. Во всяком случае, Тимур Аркадьевич,
помнится, звонил, в частности, и мне, призывая присоединиться к
некоей группе демократических журналистов, намеренных заняться активной
разъяснительной работой, нацеленной, прежде всего, на провинцию,
которая вообще плохо понимала, что происходит в стране…)
- … И вот в какой-то момент, - продолжает Гайдар, - я пришел к Борису
Николаевичу и поставил перед ним вопрос о создании некоей специальной
структуры, которая системно, на регулярной основе занималась бы
разъяснением смысла реформ, соответствующей пропагандой… Вообще-то,
это не входило в мою сферу компетенции - я отвечал за экономику
и социальную политику. И вообще не в традиции России, чтобы пропагандой
занималось правительство. Раньше этим занимался ЦК КПСС, потом -
Администрация президента. Но вот я счел целесообразным выступить
с таким предложением. Какова же была реакция Бориса Николаевича?
Он сказал мне примерно следующее: "Егор Тимурович, вы хотите
мне предложить воссоздать Отдел пропаганды ЦК КПСС? Так вот при
мне этого не будет!" Это о многом говорит. Ведь сколько лжи,
клеветы выливалось тогда и на него, и на всех нас! И чтобы он или
кто-то по его поручению хотя бы раз позвонил на телевидение, на
радио, в какую-то газету и отчитал кого-то даже и за прямую ложь,
за прямую клевету, не говоря уже о каком-то просто "нежелательном"
для власти выступлении, как это сплошь и рядом бывало при коммунистах
(этим чаще всего занимался тот же Агитпроп ЦК)! Не было этого при
Ельцине. Так что, еще раз скажу, отторжение от коммунистического
прошлого, коммунистических методов управления стояло на одном из
первых мест среди мотивов Ельцина. Оно оказывалось доминирующим
даже тогда, когда ему предлагали вроде бы что-то достаточно рациональное,
но в чем он усматривал ненавидимую им коммунистическую традицию.
Так почему он ошибся?
Напоминаю собеседнику: после выборов 1996 года Ельцин основательно
занялся поиском "наследника" - такого человека, который
обеспечил бы "преемственность власти и курса", а после
дефолта 1998 года почти целиком сосредоточился на этой задаче. Вполне
очевидно, говорю, что решить ее Ельцину так и не удалось: при Путине,
как мы знаем, курс был резко изменен. Спрашиваю Гайдара, как он
думает, в чем заключалась ошибка Ельцина? Он плохо разбирался в
людях или его главной целью было все-таки не обеспечение преемственности
курса, а что-то другое?
Гайдар категорически отвергает это "что-то другое":
- Абсолютно убежден: главным приоритетом для него был вопрос о том,
куда пойдет Россия. Главным для него было - обрести уверенность:
все, что он делал, это не напрасно, это не будет пересмотрено.
Но это-то, говорю, и оказалось в значительной степени деформировано,
изменено…
- Я вам скажу так, - говорит Гайдар, - всякий человек, который имеет
дело с Россией на переломных этапах ее развития, сталкивается с
рисками когда-то сделать ошибку. Повторяю, я убежден, что Борис
Николаевич, в первую очередь, думал о сохранении курса. И по состоянию
на конец 2002-го - начало 2003 года мне казалось, что он не сделал
ошибки при выборе преемника. К этому времени были проведены фундаментальные
позитивные реформы. Была обеспечена частная собственность на землю.
Проведена радикальная налоговая реформа, стабилизированы финансы.
Было сделано очень много по модернизации трудового законодательства…
В общем, казалось, что развитие событий в целом позитивное. Оно
идет в том направлении, которое было задано при Ельцине. Нетрудно
было убедить себя в том, что мы успешно прошли этот тяжелейший период
нашей истории, вышли на путь поступательного развития страны. Это
был момент, когда отношение мировых элит - интеллектуальных, политических,
финансовых, экономических - к России достигло высшей степени благожелательности.
То есть, по крайней мере, на три года Ельцин спрогнозировал действия
своего преемника достаточно адекватно. Три года - это немало.
Я возражаю Гайдару, что сказанное им все же относится в основном
к экономической сфере деятельности Путина. А вот поле демократии
в России уже тогда начало скукоживаться.
Гайдар не согласен:
- Я могу вам сказать за себя. О том, как я видел ситуацию, скажем,
весной 2002 года. У меня не было ощущения, что демократия в России
скукоживается (это не значит, что я был прав). Да, у меня не было
убежденности (и я говорил об этом еще до того, как Путин стал президентом),
что он верит, что демократия России нужна, по крайней мере, сегодня.
Для меня здесь стоял большой вопросительный знак. Я был убежден,
что он хочет, чтобы в России проводилась полезная и ответственная
экономическая политика, что он будет реалистом в вопросах внешней
политики… Мне кажется, что ему слишком часто рассказывали, как Горбачев
был неправ, когда он пытался соединить либерализацию экономики и
политики. Я видел риски демонтажа демократических институтов, системы
сдержек и противовесов, но именно риски.
Наш разговор, однако, напоминаю я собеседнику, происходит не в 2002-м
и не в начале 2003 года, а почти в середине 2006-го...
- Ну, конечно, за время между 2002 годом и сегодняшним днем у меня
отношение к происходящему во многом изменилось… - соглашается Егор
Тимурович.
Была ли альтернатива Путину ?
В 1996 году, как уже говорилось, перед президентскими выборами,
Гайдар, "Демвыбор" долго и мучительно искали альтернативу
Ельцину. Так и не нашли ее. А была ли, на взгляд Егора Тимуровича,
у самого Ельцина в 1998-м - 1999-м более или менее приемлемая альтернатива
при выборе преемника? Был ли человек, по крайней мере, не менее
надежный, чем Путин, в том, что касается сохранения курса (тогда
казалось, что Путин - надежный), и в то же время избираемый? Подчеркиваю
- избираемый. То есть, как минимум способный победить Зюганова.
Ведь на всех тогдашних выборах кандидату, которого поддерживала
более или менее вменяемая часть общества, приходилось бороться с
Зюгановым, Зюганов неизменно его "подпирал", имея достаточно
высокий рейтинг. Если бы "вменяемый" кандидат оказался
недостаточно избираемым, недостаточно популярным, - президентом
России стал бы коммунист сталинского разлива. Либо же, возможно,
с еще большей вероятностью, им сделался какой-то другой неприемлемый
кандидат - Примаков, Лужков… Так вот, кто бы, по мнению Гайдара,
мог тогда быть кандидатом, альтернативным Путину (а с другой стороны
- Примакову, Лужкову, Зюганову)? Черномырдин? Степашин? В принципе
могли, наверное, появиться и какие-то иные фигуры. В конце концов,
рейтинг Путина за какие-то полгода удалось "раскрутить"
почти от нуля до заоблачных высот. По-видимому, и с кем-то другим
можно было бы проделать то же самое?
- Ельцин действительно очень много думал о том, кто будет его преемником,
- говорит Гайдар, - подходил к этому вопросу серьезно как к ключевому.
Причем всегда имел перед глазами набор альтернатив... Как человек
с огромным политическим чутьем, он был весьма компетентен в этих
вопросах.
Спрашиваю:
- Этот набор приемлемых кандидатов существовал в реальности или
он только стоял у Ельцина "перед глазами", то есть был
в его воображении, в его размышлениях?
Гайдар отвечает уверенно:
- Он существовал в реальности.
- А фамилии назвать не хотите?
- Не могу. Этот вопрос - к Борису Николаевичу.
(Тогда еще Борис Николаевич был жив).
Впрочем, я и сам знаю, какой набор приемлемых кандидатов (кроме
Путина) имелся у Ельцина. О нем, об этом наборе, может догадаться
любой человек, дочитавший мою книгу до этого места. Этот набор был
невелик - Черномырдин, Степашин... Хотя, кто знает, может быть,
Ельцин держал в голове еще кого-то...
Как бы то ни было, к весне 1999-го из всего возможного набора остался
лишь один человек, который и стал реальным преемником.
Он обезвредил максимальное количество мин
Итак, при выборе преемника Ельцин допустил ошибку - обеспечить преемственность
курса ему явно не удалось. Какова природа этой ошибки? При всей
своей многоопытности, при развитой интуиции, которой он, кажется,
очень гордился, Ельцин все же недостаточно хорошо разбирался в людях?
Ответ Гайдара:
- Сапер ошибается один раз. Лидеру, который возглавляет страну в
эпоху великой революции, приходится во время своей деятельности
обезвредить большое количество мин. Раньше или позже он ошибается...
Это относится ко всем революционным лидерам, и к Борису Николаевичу
тоже. Так что природа такой ошибки - стохастическая (то есть, как
объясняют толковые словари, в основе ее лежит случайность, вероятность.
- О.М.) Когда ты разминируешь множество мин, вероятность роковой
ошибки высока... Что касается того, хорошо ли Ельцин разбирался
в людях или не очень хорошо… Из революционных лидеров, которых я
знаю в истории человечества, Борис Николаевич сумел разминировать
максимальный процент взрывных устройств.
- Следующий мой вопрос, - говорю, - вы, наверное, тоже переадресуете
Борису Николаевичу, но я все же хотел бы знать и ваше мнение. Как
вы думаете, переживает ли Ельцин сейчас, видя столь серьезные отклонения
от намеченного им курса?
- Я знаю ответ на этот вопрос, но я действительно переадресую вас
к Борису Николаевичу.
Надо полагать, этот ответ расшифровывается примерно так: "Да,
Ельцин переживает. Сильно переживает". Альтернативным ответом
мог бы быть, например, такой: "Мне кажется, сейчас Борис Николаевич
взял себе за правило никак не вникать в политику, посвятить себя
частной жизни". Но такой ответ, наверное, и скрывать было бы
незачем.
Я тоже знаю ответ на свой вопрос, но мне хочется понять, что обо
всем этом думает Гайдар.
- Можете ли вы себе представить, - спрашиваю, - что в какой-то момент
пенсионер Ельцин выступит с резким заявлением, осуждающим курс Путина?
- Тот же ответ.
Гайдар был одним из самых желанных гостей в доме Ельциных. После
отставки Бориса Николаевича он бывал у них довольно часто. Как вспоминает
дочь Ельцина Татьяна Борисовна, после обеда они с Борисом Николаевичем
обычно уходили вдвоем в гостиную и о чем-то "долго-долго"
разговаривали, после чего оба выходили довольные. Перед тем, как
сесть в машину, Гайдар говорил провожавшей его дочери экс-президента:
"Таня, ты не представляешь, что за человек, твой отец! И что
он сделал для России!" В свою очередь, и Борис Николаевич,
улыбаясь, делился своими впечатлениями от только что прошедшего
разговора: "Да-а! Умнейший человек! России повезло. Какое же
удовольствие с ним поговорить!"
Так, что, полагаю, и в момент нашей с ним беседы Егор Тимурович
был вполне в курсе того, что думает Ельцин о происходящем в путинской
России, собирается или не собирается выступать с какими-то резкими
заявлениями. Однако не в правилах Гайдара было рассказывать кому-то,
о чем он разговаривал с кем-то тет-а-тет, тем более с первым президентом
России, разве что - самым близким друзьям (Чубайсу, может быть).
Правда, я нисколько не сомневаюсь, что все эти разговоры прослушивались
и записывались. Но это уже другая тема.
Как бы то ни было, ни с каким заявлением - ни с резким, ни с нерезким
- Ельцин так и не выступил.
- Тогда вопрос, относящийся непосредственно к вам, ? говорю я Гайдару,
продолжая нашу беседу. ? Сейчас ведь корежится и многое из того,
что вы сами сделали и к чему стремились в девяностые годы, - происходит
деприватизация, национализация, незаконный захват собственности
чиновниками, подмена законов рынка чиновничьим произволом, создание
государственных супермонополий, таких, как "Газпром",
"Роснефть", "Рособоронэкспорт" (это при том,
что у нас существует специальное антимонопольное ведомство). Вы
переживаете по этому поводу или взираете на происходящее с философским
спокойствием как на неизбежное? Возлагаете ли вы, среди прочего,
вину и на Ельцина, который не сумел найти достойного преемника?
- Начну с ответа на второй вопрос, - говорит Гайдар, - вину на Ельцина
за это не возлагаю. Ответ на первый вопрос: да, переживаю; мне не
кажется это разумным.
"Переживаю, мне не кажется это разумным…" Ничего себе
переживания! От таких переживаний не умирают.
- Вы говорите, что переживаете по поводу происходящего… Но в ваших
публичных выступлениях, где вы критикуете действия нынешних властей,
не слышится личностного мотива. Поймите меня правильно: я вовсе
не призываю вас публично рвать на себе волосы, демонстрируя разочарование
и отчаяние. Просто мне хочется понять, каковы реальные, не выдуманные,
не "литературные" чувства людей, оказавшихся сейчас в
таком положении, как Ельцин и вы.
- Позвольте ответить вопросом на вопрос. Как вы думаете, что чувствуешь,
когда тебе кажется, что ты уже вытащил свою страну из трясины, а
потом видишь, как ее снова туда затягивает?
Вот это другое дело. Это уже ответ.
- Как вы думаете, осознает ли сам Путин, что он совершил по отношению
к Ельцину своего рода предательство? Не тяготит ли его это, хотя
бы иногда?
Егор Тимурович пожимает плечами:
- Он ведь никогда не приносил присягу на верность курсу тех реформ,
которые проводились в России при Ельцине.
- Вы полагаете, они, Ельцин и Путин, не говорили об этом во время
двух своих последних встреч незадолго перед 31 декабря 1999 года.
Я имею в виду, - разве Путин не обещал Ельцину, что реформы будут
продолжены?
- Об этом, на мой взгляд, легче было бы судить тем, кто присутствовал
при двух их последних разговорах в 1999 году. Однако, насколько
я знаю, Ельцин и Путин говорили наедине.
Это действительно так, но обещания, что при нем, при Путине, страна
будет продолжать движение к демократии и рынку, Путин ПУБЛИЧНО произносил
не однажды, и до отставки Ельцина, и после. Так что если даже он
не обещал это непосредственно Борису Николаевичу в их беседах, -
он обещал это ВСЕМУ НАРОДУ.
|
|